- детали (1)
Конец XV в.
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург, Россия
Инв. 1402
Из собрания Н. П. Лихачева.
См. в «Галерее»:
(стр. 111; илл. стр. 480, 481)
ГРМ, инв. 1402.
Вторая половина — конец XV в.
65,5 × 49.
Происхождение. Поступила в Русский музей из собрания Н. П. Лихачева в 1913 г.
Раскрыта в ГРМ в 1970–1971 гг. Т. Д. Чижовой и Х. Никканен.
Доска липовая, из двух частей, с двумя односторонними несквозными шпонками. Ковчег, паволока не просматривается.
Сохранность. Большие вставки левкаса с новой живописью, захватывающие огненный круг, голову Ильи, левую верхнюю часть фона и поля иконы. Надписи утрачены.
Описание.
Илья в квадратной колеснице с четырьмя конями, окруженный киноварным «облаком», которое поддерживает изображенный по пояс ангел. Слева внизу на скалистых горках стоит с поднятыми руками пророк Елисей. В нижней части иконы — поток дугообразной формы, с «волнами». Справа вверху двух оттенков зелено-синего цвета сегмент с благословляющей десницей. Ангел облачен в зеленый гиматий. Его широко раскинутые коричневые крылья имеют розовые подпапортки. На Илье желтый хитон, фиолетово-коричневая, подбитая зеленым «мехом» мантия, завязанный у шеи узлом белый плат. Елисей в изумрудно-зеленом хитоне, с лежащим у его ног фиолетово-коричневым гиматием. Линии складок и высветления даны в тон.
Лики мягко написаны светлой с легкой подрумянкой охрой по оливковому санкирю. Горки имеют прямоугольные лещадки и овальные, очерченные по краям белилами «пяточки». Нимбы, фон и поля иконы золотые.
Иконография.
Литературная основа сцены — рассказ
1 Чудовский список Похвального слова Илье, XIV в. См.:
Композиция с «Вознесением Ильи» известна уже в раннехристианском искусстве, в византийском искусстве доиконоборческого периода2 и широко распространяется в послеиконоборческое время как наиболее типичное изображение Ильи. Сцена включается в цикл иллюстраций к ветхозаветным текстам (илл. стр. 224)3 или помещается отдельно, а также связывается с иными циклами. Так, на вратах константинопольской работы из церкви Сан Паоло фуори ле мура в Риме, 1070 г., сцена помещена среди великих праздников, над «Успением»: предполагается, что Илья, возносящийся и оставляющий свою милоть Елисею, трактован как ветхозаветный прообраз Богородицы, которая передает свой пояс апостолу Фоме4.
О «Восхождении Ильи» см. также:
3 Например,
См.:
Воспроизведение композиции «Вознесение Ильи» в последней из названных рукописей см.:
Сцена «Вознесения» Ильи, в составе других сцен его жития, известна в сербском искусстве5, встречается в искусстве романского Запада6. Сцена есть на романских Корсунских вратах новгородской Софии, магдебургской работы, 1152–1156 гг.
5 Например, во фресках диаконника в Мораче, 1252 г. См.:
6 H. Swarzenski. A Chalice and the Book of Kings. — «De Artibus Opuscula XL». Essays in Honor of Erwin Panofsky. New York, 1961, p. 437–444.
«Вознесение Ильи» наделялось глубоким символическим смыслом и получало значение ветхозаветного прообраза новозаветных событий — Вознесения Христова7 или Вознесения Богоматери (см. выше).
Образ Ильи толковался и как прообраз Иоанна Предтечи; Иоанн изображался иногда в милоти, сходной с той, которую Илья оставил Елисею при вознесении на небо и которая служила как бы символом духовной силы.
В русском искусстве один из первых примеров «Вознесения Ильи», — видимо, клеймо псковской житийной иконы Ильи из с. Выбуты, XIII в., ГТГ. Н. Е. Мнева полагала, что сцена была представлена в последнем, несохранившемся клейме левого поля8. Этот сюжет представлен в среднике иконы раннего XV в. из собрания Г. М. Прянишникова в Городце (Горьковский художественный музей)9. Н. Г. Порфиридов предположил, что в новгородском медном литье сцена встречалась уже в XIV в., однако изделия, приводимые автором в качестве примеров, относятся скорее к концу XV–XVI в.10
8 В. И. Антонова, Н. Е. Мнева. Каталог древнерусской живописи Государственной Третьяковской галереи. Опыт историко-художественной классификации, I, II. М., 1963, I, № 140.
9 Н. В. Розанова. Ростово-суздальская живопись XII–XVI веков. — М., 1970, табл. 76.
10 Н. Г. Порфиридов. Об одной группе древнерусских медных литых изделий. — «Сообщения Гос. Русского музея», VI. Л., 1959, с. 52–55, илл. с. 53.
Именно в XVI в. композиция распространяется в
11 Подборку примеров русских иконок XVI–XVII вв. с «Восхождением Ильи» см.:
Н. П. Лихачев. Материалы для истории русского иконописания, I. СПб., 1906, табл. CLXXXVI, №№ 326–329 (рис. 326 — наиболее интересная, северная икона первой половины XVI в. из собрания Н. П. Лихачева, ГРМ, инв. 1560).
Особенность русских изображений «Восхождения Ильи» — большой красный ореол — «облако», окружающее фигуру Ильи и колесницу. Иногда «облаку» придается правильная геометрическая форма круга или овала, колеса украшаются узором и уподобляются солярным знакам, известным в народном декоративном искусстве12. Иные изобразительные схемы встречаем в поствизантийском искусстве на Балканах. Ср., например, греческую икону 1655 г. в Музее искусства и истории в Женеве, где четверка огненно-красных коней, вздыбленных и летящих, окружает колесницу с Ильей, «облако» отсутствует13 (илл. стр. 276).
12 В. И. Антонова, Н. Е. Мнева. Каталог древнерусской живописи Государственной Третьяковской галереи. Опыт историко-художественной классификации, I, II. М., 1963, II, № 607.
13 «Les icones dans les collections suisses». Introduction M. Chatzidakis, V. Djurić, M. Lazović. Bern, 1968, № 70.
Сюжет «Вознесения Ильи», помимо своего прообразовательного значения, возбуждал ряд иных ассоциаций с дохристианскими мотивами. Намечается параллель между колесницей Ильи и колесницей античного Гелиоса14. В рельефах «Вознесения Ильи» на раннехристианских саркофагах наиболее заметно сходство с позднеантичными композициями «Гелиос па колеснице»15. На Руси жила определенная ассоциация между образом Ильи Пророка и образом языческого славянского Перуна, причем она звучала особенно сильно в искусстве народных уровней. В соответствии с древними поверьями Илья Пророк на колеснице считался побеждающим змия, в котором персонифицировалось злое начало, молнии — это огненные стрелы Ильи, гром — стук его колесницы. В апокрифической беседе Епифания с Андреем (рукопись XV в.) говорится: «Епифаний рече: по праву ли сие глаголют, яко Илья Пророк есть на колеснице ездя гремит, молния пущает по облакам и гонит змия? Святый же рече: не буди ти чадо, ему такову быти; велико бо безумие есть, еже слухом приимати»16.
Колесницу Ильи можно трактовать как библейскую реплику античной квадриги Гелиоса. См.:
15 Ср., например, саркофаг последней четверти IV в. из коллекции Боргезе, Лувр. См.:
16 Цит. по кн.: A. Н. Афанасьев. Поэтические воззрения славян на природу, I. М., 1865, с. 472.
В сюжете и композициях «Огненного восхождения Ильи Пророка на небо» в наиболее наглядной форме выражены космогонические представления об Илье, который, согласно Похвальному слову, «словом затворяя небеса, молбою паки одождя и напаяя землю»17. Об иконографии Ильи см. также кат. №№ 14, 51 и указанную там литературу18.
Датировка и атрибуция.
В каталоге выставки «Живопись древнего Новгорода и его земель» [1974] икона датируется концом XV в.
Широкие, со свисающими носиками лики типичны для живописи Новгорода и более ранней поры, так же как и специфические материальные данные: пропорции доски, соотношение полей, характер лузги и шпонок. Произведение обладает и другими, общими для новгородской иконописи второй половины XV в., признаками: умелой, «крепко сколоченной» композицией, по-новгородски «весомыми» фигурами, контрастным, с обилием золота колоритом, построенном на киноварно-красных, изумрудно-зеленых, фиолетово-коричневых и золотисто-желтых цветах, мягкой моделировкой объемно исполненных светлыми охрами с подрумянкой по оливковому санкирю ликов.
Однако, по мнению В. К. Лауриной, темного тона санкирь, остроугольные и стилизованные пробела одежд, специфическое очертание «пяточек» на «горках», их цветные, черточками, тени, вынуждают отнести икону к концу XV в. В настоящем издании дается несколько более широкая датировка.
Выставки.
Литература.