Наверх (Ctrl ↑)

Огненное восхождение пророка Илии

Огненное восхождение пророка Илии
Изображения с более высоким разрешением:
См. ниже:

Конец XV в.

65.7 × 49 × 2.8 см

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург, Россия
Инв. 1402

Из собрания Н. П. Лихачева.

См. в «Галерее»:

 Смирнова, Лаурина, Гордиенко 1982 

 
с. 275
¦
46. Огненное восхождение Пророка Ильи на небо
(стр. 111; илл. стр. 480, 481)
ГРМ, инв. 1402.
Вторая половина — конец XV в.
65,5 × 49.

Происхождение. Поступила в Русский музей из собрания Н. П. Лихачева в 1913 г.

Раскрыта в ГРМ в 1970–1971 гг. Т. Д. Чижовой и Х. Никканен.

Доска липовая, из двух частей, с двумя односторонними несквозными шпонками. Ковчег, паволока не просматривается.

Сохранность. Большие вставки левкаса с новой живописью, захватывающие огненный круг, голову Ильи, левую верхнюю часть фона и поля иконы. Надписи утрачены.

Описание.

Илья в квадратной колеснице с четырьмя конями, окруженный киноварным «облаком», которое поддерживает изображенный по пояс ангел. Слева внизу на скалистых горках стоит с поднятыми руками пророк Елисей. В нижней части иконы — поток дугообразной формы, с «волнами». Справа вверху двух оттенков зелено-синего цвета сегмент с благословляющей десницей. Ангел облачен в зеленый гиматий. Его широко раскинутые коричневые крылья имеют розовые подпапортки. На Илье желтый хитон, фиолетово-коричневая, подбитая зеленым «мехом» мантия, завязанный у шеи узлом белый плат. Елисей в изумрудно-зеленом хитоне, с лежащим у его ног фиолетово-коричневым гиматием. Линии складок и высветления даны в тон.

Лики мягко написаны светлой с легкой подрумянкой охрой по оливковому санкирю. Горки имеют прямоугольные лещадки и овальные, очерченные по краям белилами «пяточки». Нимбы, фон и поля иконы золотые.

Иконография.

Литературная основа сцены — рассказ IV Книги царств, 2, 1–14, излагавшийся также в богослужебных текстах. «Взял Илья Елисея, сына Асафова, которого помаза на пророчество, и бысть же идущема преити Ердан... Прозре же Илья взятье си от земли, рече Илья к Елисееви: проси у меня что хощеши, дам ти, преже даже не взят буду от тебе, понеже люблю тя. И рече Елисей к нему: да будет убо дух, иже в тобе, сугубь и во мне, а не прошю иного ничто же от тебе... И бысть идущема има и беседующема, и се колесница огнена, и кони в ней, и въсхытиша Илию вихром, и вознесоша горе яко на небо. Елисей же, остав, вопити нача, глаголя «отче», «отче»... И сверже (Илья) на нь милоть свою, и вниде в нь дух сугубь по глаголу Ильину»1.

Композиция с «Вознесением Ильи» известна уже в раннехристианском искусстве, в византийском искусстве доиконоборческого периода2 и широко распространяется в послеиконоборческое время как наиболее типичное изображение Ильи. Сцена включается в цикл иллюстраций к ветхозаветным текстам (илл. стр. 224)3 или помещается отдельно, а также связывается с иными циклами. Так, на вратах константинопольской работы из церкви Сан Паоло фуори ле мура в Риме, 1070 г., сцена помещена среди великих праздников, над «Успением»: предполагается, что Илья, возносящийся и оставляющий свою милоть Елисею, трактован как ветхозаветный прообраз Богородицы, которая передает свой пояс апостолу Фоме4.

2
  • «Reallexikon zur byzantinisches Kunst». Herausgegeben von K. Wessel. Unter Mitwirkung von M. Restle. Bd. I– III (Lief. 1–24). Stuttgart, 1963–1978, II, Sp. 90–93 (K. Wessel).

О «Восхождении Ильи» см. также:

  • «Lexikon der christlichen Ikonographie». Herausgegeben von E. Kirschbaum. Bd. I. Rom, Freiburg, Basel, Wien, 1968, I, Sp. 613–618 (E. Lucchesi Palli, L. Hoffscholte);
  • «Lexikon der christlichen Ikonographie». Begründet von E. Kirschbaum. Herausgegeben von W. Braunfels. Bd. 5–8. Rom, Freiburg, Basel, Wien, 1973–1976, 6, Sp. 141–142 (J. Boberg).

3 Например,

См.:

Воспроизведение композиции «Вознесение Ильи» в последней из названных рукописей см.:

  • П. Миjовић. Теофаниjа у сликарству Мораче. — «Зборник Светозара Радоjчића». Београд, 1969, илл. 7.
4
  • Ц. Грозданов. Прилози проучавању Св. Софиjе охридске у XIV веку. — «Зборник за ликовне уметности», 5. Нови Сад, 1969, с. 47.

Сцена «Вознесения» Ильи, в составе других сцен его жития, известна в сербском искусстве5, встречается в искусстве романского Запада6. Сцена есть на романских Корсунских вратах новгородской Софии, магдебургской работы, 1152–1156 гг.

5 Например, во фресках диаконника в Мораче, 1252 г. См.:

  • П. Миjовић. Теофаниjа у сликарству Мораче. — «Зборник Светозара Радоjчића». Београд, 1969, с. 180, 189–191, илл. с. 183.

6 H. Swarzenski. A Chalice and the Book of Kings. — «De Artibus Opuscula XL». Essays in Honor of Erwin Panofsky. New York, 1961, p. 437–444.

«Вознесение Ильи» наделялось глубоким символическим смыслом и получало значение ветхозаветного прообраза новозаветных событий — Вознесения Христова7 или Вознесения Богоматери (см. выше).

7
  • J. Wilpert. I Sarcofagi christiani antichi, II. Roma, 1930, p. 208;
  • П. Миjовић. Теофаниjа у сликарству Мораче. — «Зборник Светозара Радоjчића». Београд, 1969, с. 192–193.

Образ Ильи толковался и как прообраз Иоанна Предтечи; Иоанн изображался иногда в милоти, сходной с той, которую Илья оставил Елисею при вознесении на небо и которая служила как бы символом духовной силы.

В русском искусстве один из первых примеров «Вознесения Ильи», — видимо, клеймо псковской житийной иконы Ильи из с. Выбуты, XIII в., ГТГ. Н. Е. Мнева полагала, что сцена была представлена в последнем, несохранившемся клейме левого поля8. Этот сюжет представлен в среднике иконы раннего XV в. из собрания Г. М. Прянишникова в Городце (Горьковский художественный музей)9. Н. Г. Порфиридов предположил, что в новгородском медном литье сцена встречалась уже в XIV в., однако изделия, приводимые автором в качестве примеров, относятся скорее к концу XV–XVI в.10

9 Н. В. Розанова. Ростово-суздальская живопись XII–XVI веков. — М., 1970, табл. 76.

10 Н. Г. Порфиридов. Об одной группе древнерусских медных литых изделий. — «Сообщения Гос. Русского музея», VI. Л., 1959, с. 52–55, илл. с. 53.

Именно в XVI в. композиция распространяется в  с. 275
с. 276
¦
русской иконописи, преимущественно в новгородской и северной11. Судя по сохранившимся произведениям, тогда же распространяется поясняющая надпись «Огненное восхождение пророка Ильи на небо».

11 Подборку примеров русских иконок XVI–XVII вв. с «Восхождением Ильи» см.:

 Н. П. Лихачев. Материалы для истории русского иконописания, I. СПб., 1906, табл. CLXXXVI, №№ 326–329 (рис. 326 — наиболее интересная, северная икона первой половины XVI в. из собрания Н. П. Лихачева, ГРМ, инв. 1560).

Особенность русских изображений «Восхождения Ильи» — большой красный ореол — «облако», окружающее фигуру Ильи и колесницу. Иногда «облаку» придается правильная геометрическая форма круга или овала, колеса украшаются узором и уподобляются солярным знакам, известным в народном декоративном искусстве12. Иные изобразительные схемы встречаем в поствизантийском искусстве на Балканах. Ср., например, греческую икону 1655 г. в Музее искусства и истории в Женеве, где четверка огненно-красных коней, вздыбленных и летящих, окружает колесницу с Ильей, «облако» отсутствует13 (илл. стр. 276).

Сюжет «Вознесения Ильи», помимо своего прообразовательного значения, возбуждал ряд иных ассоциаций с дохристианскими мотивами. Намечается параллель между колесницей Ильи и колесницей античного Гелиоса14. В рельефах «Вознесения Ильи» на раннехристианских саркофагах наиболее заметно сходство с позднеантичными композициями «Гелиос па колеснице»15. На Руси жила определенная ассоциация между образом Ильи Пророка и образом языческого славянского Перуна, причем она звучала особенно сильно в искусстве народных уровней. В соответствии с древними поверьями Илья Пророк на колеснице считался побеждающим змия, в котором персонифицировалось злое начало, молнии — это огненные стрелы Ильи, гром — стук его колесницы. В апокрифической беседе Епифания с Андреем (рукопись XV в.) говорится: «Епифаний рече: по праву ли сие глаголют, яко Илья Пророк есть на колеснице ездя гремит, молния пущает по облакам и гонит змия? Святый же рече: не буди ти чадо, ему такову быти; велико бо безумие есть, еже слухом приимати»16.

14

Колесницу Ильи можно трактовать как библейскую реплику античной квадриги Гелиоса. См.:

  • L. Réau. Iconographie de l’art chrétien, v. I–III. Paris, 1955–1959, II/1, p. 356–359.

15 Ср., например, саркофаг последней четверти IV в. из коллекции Боргезе, Лувр. См.:

  • M. Lawrence. Three Pagan Themes in Christian Art. — «De Artibus Opuscula XL». Essays in Honor of Erwin Panofsky. New York, 1961, p. 331–334, fig. 21.

В сюжете и композициях «Огненного восхождения Ильи Пророка на небо» в наиболее наглядной форме выражены космогонические представления об Илье, который, согласно Похвальному слову, «словом затворяя небеса, молбою паки одождя и напаяя землю»17. Об иконографии Ильи см. также кат. №№ 14, 51 и указанную там литературу18.

Датировка и атрибуция.

В каталоге выставки «Живопись древнего Новгорода и его земель» [1974] икона датируется концом XV в.

Широкие, со свисающими носиками лики типичны для живописи Новгорода и более ранней поры, так же как и специфические материальные данные: пропорции доски, соотношение полей, характер лузги и шпонок. Произведение обладает и другими, общими для новгородской иконописи второй половины XV в., признаками: умелой, «крепко сколоченной» композицией, по-новгородски «весомыми» фигурами, контрастным, с обилием золота колоритом, построенном на киноварно-красных, изумрудно-зеленых, фиолетово-коричневых и золотисто-желтых цветах, мягкой моделировкой объемно исполненных светлыми охрами с подрумянкой по оливковому санкирю ликов.

Однако, по мнению В. К. Лауриной, темного тона санкирь, остроугольные и стилизованные пробела одежд, специфическое очертание «пяточек» на «горках», их цветные, черточками, тени, вынуждают отнести икону к концу XV в. В настоящем издании дается несколько более широкая датировка.

Выставки.

Литература.

с. 276
 
¦


Детали


A Ангел

Литература