Троица Ветхозаветная

ТРОИЦА ВЕТХОЗАВЕТНАЯ
Гурий Никитин. 1690 год. Дерево, темпера, 112,5 × 90

Сюжет «Ветхозаветной Троицы», основанный на тексте Первой книги Моисеевой (Быт. 18 : 1–16) в искусстве христианского мира известен с самых древних времен, а его сохранившиеся изображения относятся к IV в. Композиционные особенности икон «Ветхозаветной Троицы» сводились к двум основным иконографическим вариантам. В одном случае изображались только три ангела за трапезой, в другом, как и в рассматриваемой иконе, — сцена дополнялась «гостеприимством» («гостелюбием») Авраама и Сарры. Догматический смысл не зависел от степени подробности в передаче сюжета, главное заключалось в трактовке лиц Троицы. Уравнивая все три фигуры в размерах, и придавая им схожий облик (порой одинаковые позы), акцентировали внимание на их «равноначалии», единосущности. Вершиной развития последнего типа стала знаменитая «Троица» Андрея Рублева, ставшая образцом для древнерусских иконописцев. Независимо от выделения того или иного лица Троицы, ангелы чаще всего располагались в порядке чтения Символа Веры, слева направо: «Верую в Бога Отца, Сына и Духа Святаго». Однако в данном случае их образы не несут никаких отличительных черт — средний ангел не выделен крещатым нимбом, и лишь левый наделен красным гиматием и «золотым» цветом крыльев, подчеркивающих его особое достоинство. Прислуживающие ангелам Авраам и Сарра, «с усердием и радением» подносят к столу свежеиспеченные хлеба. Фигуры их вписаны в распростертые крылья центрального ангела, выражая идею божественного покровительства дому Авраамову. Отсутствие сцены с отроком-рабом, закалывающим тельца для трапезы, в отличие от предшествующей эпохи, в XVII в. стало достаточно типичным. В выделенной размером чаше, благословляемой средним ангелом, нет головы жертвенного тельца. Обычно в ней видели прообраз новозаветного Агнца, символ искупления Христа. В данном случае чаша лишь подцвечена красной краской. Приобщение к ней ангела, дотрагивающегося до ее края, напоминает о евангельской чаше благословения, которую «дал Отец» (Ин. 18 : 11) и которая «есть приобщение Крови Христовой» (1 Кор. 10 : 16).

Ангелы держат в руках длинные жезлы — постоянный атрибут ангельского чина, напоминающие о пройденной ими длинной дороге странников. Легко поддерживая тонкие жезлы, ангелы словно направляют их к своим атрибутам: средний указывает на раскидистый дуб Мамврийский, левый показывает на роскошные палаты — Дом Авраамов, правый на возвышающуюся над ним гору. Эти реалии библейского повествования, напоминающие о месте явления путников, в то же время являются емкими христианскими символами. Осеняющие палаты — знак Премудрости, божественного Домостроительства Бога Отца, дуб над головой среднего ангела — древо Жизни, символ страдания и воскресения Христа. По древнеиудейским обычаям именно под дубом, почитавшимся священным деревом, погребали умерших (Быт. 35 : 8), воскуряли фимиам и приносили жертвы (Ос. 4 : 13). Гора — древнейший символ всего возвышенного, образ «восхищения духа». На ней происходят все важнейшие события Ветхого и Нового Завета.

Для сознания древнерусского человека идея Троицы была одной из важнейших в его вере и повседневной жизни. Нигде — ни в Византии, ни в странах восточного христианского мира, ни на Западе — поклонение Троице не имело такого глубокого всеохватывающего характера, как на Руси. Со времен Сергия Радонежского «Троица» понималась как идея мира и любви, духовного единения народа, а Троицын день был днем, когда прекращалась вражда, поминали мертвых, веря в их всеобщее воскресение.

Круговая композиция иконы, ставшая после «Троицы» Рублева идеалом для многих иконописцев, в данном случае заменяется полукруглой, вторящей сигмообразной форме стола, — характерная деталь иконографии XVII века. Ей подчиняется силуэт обнимающих праотцев крыльев центрального ангела и склоненные позы боковых. Поднятые и широко распростертые крылья среднего ангела бережно отделяют трапезу с ее участниками в отдельную композицию. Благословляя архиерейским жестом чашу, средний ангел осеняет и вовлекает в таинство Авраама и Сарру, которые тем самым становятся не только слугами Троицы, но ее сотрапезниками, участниками евхаристического пира в Царстве Небесном. Неземная красота окружающего их мира, преображенного присутствием небесных посланцев, совершающих божественную службу, превращает его в образ Храма или Небесного Иерусалима.

По мнению И. Л. Бусевой-Давыдовой, икона Гурия Никитина повторяла не дошедший до нас древний образ «Троицы», написанный в последней четверти XIV века преподобным Пахомием Нерехтским для основанного им Троицкого Сыпанова монастыря (западная граница Костромской области). Согласно авторской подписи на ней, памятник был обетным, созданным «по обещанию» подъячего Иоанна Никитина, возможно, для той же обители. Икона из собрания В. А. Бондаренко — единственное подписное произведение Гурия Никитина, одного из лучших мастеров второй половины XVII века. Точная атрибуция «Троицы» делает ее своего рода эталонным произведением иконописца, позволяющим уточнить круг приписываемых ему работ. Гурий Никитин (Кинешемцев) был уроженцем города Костромы — крупнейшего центра иконописания в XVII в., и как многие поволжские мастера, происходил из торгово-посадской среды. Первое упоминание о нем как иконописце относится к 1659 г., с этого времени и вплоть до смерти мастера в 1691 г. его имя постоянно встречается в официальных документах эпохи. В течение всей своей жизни он оставался главою костромской артели иконописцев, исполнившей все наиболее значительные художественные ансамбли XVII века. Под его руководством или при непосредственном участии были расписаны соборы и царские хоромы Московского Кремля, Троицкий собор Данилова монастыря в Переславле-Залесском (1662–1668), церковь Ильи Пророка в Ярославле (1681), собор Троицы в Ипатьевском монастыре (1685), Преображенский собор Спасо-Евфимиева монастыря в Суздале (1689) и др. Гурий Никитин неоднократно писал иконы по царскому заказу и по масштабу своего дарования был одним из самых интересных художников этого времени. Более всего он был известен как выдающийся мастер фрески, покрывавший стены огромных соборов причудливыми, неземными по красоте, похожими на роскошные шпалеры изображениями. Но судя по созданным им иконам, в его творчестве удачно сочетались талант монументалиста, прекрасно чувствующего пространство и плоскость, безошибочно находящего композиционные пропорции, и любовь к миниатюрному тонкому письму, желание представить сюжет как можно подробнее. При этом «мелочность письма» Гурия Никитина никогда не приводила к дробности сцены, а его любовно проработанные, тщательно отделанные детали снискали ему славу «чуда мастера». Всеми этими особенностями обладает икона из собрания В. А. Бондаренко.