Андрей Рублев и его школа

        
 с. 67 ¦ Точный год рождения Андрея Рублева неизвестен. Вероятнее всего, он родился около 1370 года. В «Житии Никона», составленном Пахомием Логофетом, имеется известие, что Рублев скончался «в старости велице». Такой старостью почитался в те времена возраст свыше шестидесяти лет. Так как умер Рублев в 1430 году, то это указание «Жития» могло бы служить аргументом в пользу более ранней даты рождения (ок. 1360 г.). Однако общий характер рублевского искусства говорит за то, что оно сложилось на протяжении не 80-х, а 90-х годов XIV века. К более поздней дате рождения Рублева склоняет еще один факт: в Троицкой летописи (стр. 75) его имя упоминается под 1405 и 1408 годами на последнем месте (после имен сотрудничавших с ним Феофана Грека и старца Прохора с Городца, а также после имени Даниила). Следовательно, в первое десятилетие XV века Андрей Рублев был еще сравнительно молодым мастером, что опять-таки делает более приемлемой позднюю дату его рождения (примерно 1370 г.).

     Рублев постригся в монахи, вероятнее всего, в Троицком монастыре. В сравнительно позднем литературном источнике («Сказание о святых иконописцах», стр. 77), несомненно использовавшем старую, устную традицию, мы находим свидетельство о том, что до поступления в Андроников монастырь Рублев жил в Троицком монастыре, где по поручению «отца Никона Радонежского» написал икону Троицы. Никон был любимым учеником Сергия Радонежского. После смерти Сергия (1392) он стал игуменом Троицкой обители, которая была разрушена и сожжена во время нашествия хана Едигея на Москву в 1408 году. Именно при Никоне Троицкий монастырь был восстановлен на прежнем месте. М. Н. Тихомиров («Андрей Рублев и его эпоха». — «Вопросы истории», 1961, № 1, стр. 7–8) придерживается иного мнения о месте пострижения Андрея Рублева. Он полагает, что Андрей Рублев постригся в монашество в Андрониковом монастыре, причем это произошло еще до 1405 года. По его мнению, и Андрей Рублев, и работавший вместе с ним Даниил были московскими мастерами, подвизавшимися при дворе великого князя. Последняя точка зрения представляется нам мало убедительной. Даже если допустить, что Андрей Рублев постригся в московском Андрониковом монастыре, это еще не дает права рассматривать его как придворного мастера. По всему характеру своего искусства Рублев тесно связан со скромной монастырской средой, а не с великокняжеским двором. И хотя Андроник был верным учеником Сергия Радонежского, все же более вероятна прямая связь молодого Рублева с Сергием и с основанной им обителью, где он имел возможность вплотную ознакомиться с его учением из первоисточника.

     Впервые имя Рублева упоминается в летописи под 1405 годом (стр. 75). В этом году он, вместе с Феофаном Греком и «старцем» Прохором «с Городца», расписывает Благовещенский собор в Москве. Показательно, что имя «чернеца» Андрея Рублева поставлено летописцем на третьем месте — после имен «Феофана иконника Гречина» и «Прохора Старца с Городца». Из этого можно сделать заключение, что Рублев был не только самым молодым, но и наименее известным мастером. Есть все основания полагать, что уже в 90-х годах XIV века Рублев имел возможность ознакомиться с работами Феофана, который был тогда центральной фигурой всего московского искусства (в Москве Феофан появился в начале 90-х годов XIV века, во всяком случае,  с. 67 
 с. 68 ¦ до 1395 года, когда согласно свидетельству летописи он расписал вместе с Семеном Черным и своими учениками церковь Рождества Богородицы в Московском Кремле). Имя упоминаемого летописцем «старца» Прохора «с Городца» нигде более не встречается. На Руси в то время были хорошо известны два Городца: один в Тверской (Старица), другой в Суздальской земле. По мнению М. Н. Тихомирова (указ. соч., стр. 6–7), летописец имел в виду суздальский Городец, часто фигурирующий в известиях второй половины XIV века. В конце XIV столетия Городец на Волге и Суздаль являлись столицами удельного князя Бориса Константиновича. В 1392 году Городец был присоединен к Московскому княжеству. Наименование Прохора «старцем» можно понимать двояко: и в том смысле, что он был монахом, и в том смысле, что он был стариком. Называя Рублева «чернецом», летописец хотел тем самым подчеркнуть большую молодость Андрея Рублева по сравнению со «старцем» Прохором.

     Три года спустя, то есть в 1408 году, летопись упоминает имя Рублева в связи с его деятельностью во Владимире, где он расписывает вместе с «иконником Данилой» Успенский собор (стр. 75). Необходимо опять подчеркнуть, что имя Рублева поставлено летописцем на втором месте. Следовательно, и Даниил был старше Рублева. Оба эти мастера работали вместе и в 20-х годах, когда они расписывали собор Троицкого монастыря. По-видимому, их связывали узы тесной дружбы, недаром старые источники именуют их «содругами» и «сопостниками» (последнее слово означает, что они вместе постились). Вероятно, они были членами одной «дружины» (то есть артели), которая пользовалась в Москве и в ее округе большой известностью и не имела недостатка в заказах.

     В середине 20-х годов Даниил и Андрей Рублев были приглашены игуменом Троице-Сергиева монастыря Никоном расписать построенный в 1423–1424 годах новый каменный собор Св. Троицы (стр. 75). Собор был возведен над гробом Сергия Радонежского, где стояла построенная в 1411 году деревянная церковь. Чтобы освободить место для нового каменного собора, деревянная церковь была разобрана и вновь собрана на территории монастыря к востоку от нового здания. Из Троицкого собора происходит знаменитая икона «Троица». Но была ли она исполнена для каменного собора или для деревянной церкви — этот вопрос остается спорным. От того или иного его решения в значительной мере зависит и датировка этого выдающегося произведения (либо около 1411 года, либо около 1425 года).

     В «Житии Никона» (стр. 76) сообщается, что, предвидя свою близкую смерть, Никон торопил своих художников и их помощников с окончанием росписи (под «росписью» в те времена подразумевали не только фрески, но также иконы для иконостаса). Так как Никон умер 17 ноября 1427 года (см. А. Зимин, Краткие летописи XV–XVI вв. — Исторический архив, т. V, М.–Л., 1950, стр. 26), то время работы Рублева над росписью каменного собора Св. Троицы относится к 1425–1427 годам. Вскоре после ее завершения, по-видимому, умер и Даниил, похороненный в Троице-Сергиевом монастыре.

     Потеряв своего друга, Андрей Рублев вернулся в Андроников монастырь, где выполнил свою «конечную» (то есть последнюю) работу. Если верить Епифанию Премудрому, Рублев принимал участие не только в росписи церкви Спаса, но и в ее построении (стр. 76). Эта церковь была возведена около 1426–1427 годов при игумене  с. 68 
 с. 69 ¦ Александре, умершем не ранее 1427 года (см. П. Строев, Списки иерархов и настоятелей монастырей Российския церкви, Спб., 1877, столб. 169). Вероятно, ее фрески были написаны в 1428–1430 годах (о соборе Андроникова монастыря см. Н. Воронин, Зодчество северо-восточной Руси XII–XV веков, т. II, М., 1962, стр. 325–337). М. Н. Тихомиров (указ. соч., стр. 16) считает, что к этому времени Рублев был не просто монахом, а соборным старцем, управлявшим вместе с игуменом и другими соборными старцами обителью.

     Умер Андрей Рублев 29 января 1430 года. Эта дата была установлена П. Д. Барановским, нашедшим копию XVIII века с надписи на ныне утраченной надгробной плите художника, который был похоронен в Андрониковом монастыре.

     Старые источники («Житие Никона», «Минеи») неоднократно называют Рублева «смиренным», вероятно, потому, что смирение было отличительной чертой его характера (стр. 76). В «Житии Сергия Радонежского» сказано: «Андрей иконописец преизрядный и всех превосходящ в прелести зельне, седины честны имея» (то есть не только выдающийся художник, но и человек необычайного ума и опытности; стр. 76). Наконец, в «Житии Никона», составленном Пахомием Логофетом, Андрей и Даниил характеризуются как «мужи в добродетели сврьшени» (стр. 75). Все эти черты, вместе взятые, создают образ высоконравственного, умного, умудренного большим житейским опытом, спокойного, выдержанного человека. Вероятно, Рублев таким и был в жизни. Ровной неторопливой поступью прошел он положенный ему судьбою путь. Как для всякого средневекового мастера, искусство было для него неотделимо от ремесла, и в добротности работы он должен был усматривать верный залог совершенных, на его взгляд, решений.

     Этими немногочисленными данными исчерпываются наши биографические сведения об Андрее Рублеве. Мы ничего не знаем о его происхождении, о его учителях, о его вкусах, о его друзьях. Ничего нам также не известно о его чувствах и думах. Лишь его произведения служат ключом к решению всех связанных с его жизнью и творчеством вопросов. Но при уточнении подлинных произведений Рублева перед исследователями встают такие огромные трудности, что личность художника порой кажется совсем неуловимой.

     При жизни своей Рублев был весьма почитаемым мастером. Тем не менее имя его вряд ли было известно далеко за пределами Москвы. Лишь после смерти художника пришла к нему слава. Вокруг имени Рублева начали создаваться легенды, его биография стала обрастать апокрифами, его творческий облик подвергся сильнейшей иконописной стилизации. Особенно явственно эти тенденции сказались в «Отвещании преподобного Иосифа Волоколамского» (стр. 77). Здесь рассказывается о том, как Даниил и Андрей всегда возносились умом и мыслью «к невещественному и божественному свету», как они в праздник Светлого Воскресения восседали на седалищах и часами созерцали иконы, охваченные «божественной радостью и светлостью», как умерший раньше Даниила Андрей явился к своему сопостнику и в радости призвал его последовать за ним в «бесконечное блаженство».

     Насколько высоко ценились рублевские иконы в XVI веке, свидетельствует их частое упоминание в литературных источниках и монастырских описях этого времени (см. В. Антонова, Вступительная статья к «Каталогу выставки, посвященной  с. 69 
 с. 70 ¦ шестисотлетнему юбилею Андрея Рублева», стр. 9–11). Так, в послании к московскому политическому деятелю Борису Васильевичу Кутузову, написанному в начале 1511 года, Иосиф Волоколамский сообщает, что сын известного художника Дионисия, иконописец Феодосий, поставил в Волоколамском монастыре «иконы письма Андрея», стоимостью двадцать рублей (как правильно отмечает В. И. Антонова, в те времена это равнялось примерной стоимости средней величины деревни). И князь Федор (речь идет об удельном Волоцком князе Федоре Борисовиче) сам приехал в монастырь, «да не уехал из монастыря, пока не взял икон» («Послания Иосифа Волоцкого», М., 1959, стр. 212). В волоколамском синодике (монастырской поминальной книге), среди внесенных в конце XV — начале XVI века вкладов на «помин души», встречается окончание утраченной вкладной записи: «…А дала иконы письма Андрея Рублева, а цена им двадцать рублев» (Н. Казакова, Сведения об иконах Рублева, находившихся в Волоколамском монастыре в XVI веке. — Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы Академии наук СССР, 1958 (XV), стр. 310–311). В «Житии Иосифа Волоколамского», составленном в 1546 году епископом Саввою Крутицким, повествуется о размолвке Иосифа с Тверским князем Феодором Борисовичем, не хотевшим с ним помириться. Тогда Иосиф «начал князя утешать мздою и послал к нему иконы письма Рублева и Дионисия» (Еп. Савва Крутицкий, Житие преподобного Иосифа Волоколамского, М., 1880, стр. 40). Когда тот же Иосиф начал устраивать свой монастырь, то он принес с собою «три иконы письма Андрея Рублева» (Н. Казакова, указ. соч., стр. 310). По описи Иосифова Волоколамского монастыря, составленной в 1545 году, здесь находились девять икон прославленного художника (В. Георгиевский, Фрески Ферапонтова монастыря, Спб., 1911, стр. 28). В 1561 году к ним прибавилась еще одна — складень, принесенный в дар архимандритом московского Симонова монастыря Алексеем. На одной створке этого складня была написана Богоматерь с младенцем, а на другой — святые Никита, Никола и Стефан (Н. Казакова, указ. соч., стр. 311). Популярность Рублева росла настолько быстро, что летописец, рассказывающий о пожаре 1547 года в московском Благовещенском соборе, не преминул особо отметить: «погорел Деисус письма Рублева» («Полное собрание русских летописей», т. XIII, 2-я половина, стр. 454). Примеру летописи следуют затем и монастыри, неизменно выделяющие среди принадлежавших им икон произведения кисти Рублева (подробнее об этом см. М. и В. Успенские, Заметки о древнерусском иконописании, Спб., 1901, стр. 61 сл.; Н. Лихачев, Манера письма Андрея Рублева, Спб., 1907, стр. 52–54; В. Антонова, указ. соч., стр. 11). Все это говорит о том, что к XVI веку имя Рублева приобрело громкую известность. Рублев сделался синонимом идеального художника. Недаром Стоглавый собор 1551 года рекомендовал живописцам ориентироваться на творения Андрея Рублева (стр. 77).

     При этом небезынтересно отметить, что когда в дальнейшем Рублев упоминается в описях, то он обычно именуется уже «государевым мастером». Так угодливые чиновники централизованного Русского государства сделали из скромного инока Троицкой обители придворного художника. Рублев же им никогда не являлся.

     О широчайшей популярности Рублева свидетельствуют и миниатюры в рукописях XVI–XVII веков, изображающие различные моменты из жизни прославленного художника. В Остермановском томе лицевого летописного свода (рукопись XVI века  с. 70 
 с. 71 ¦ в библиотеке Академии наук СССР, № 31.7.30) на листе 1442 Рублев и Даниил представлены расписывающими Успенский собор во Владимире (М. и В. Успенские, указ. соч., табл. IV). В «Житии преподобного Сергия» (рукопись хранится в Гос. библиотеке СССР имени В. И. Ленина. М., 8663, лл. 229, 230 об., 290–292) имеются миниатюры, на которых мы видим приглашение Никоном Рублева и Даниила для росписи Троицкого собора, самую работу над росписью, приглашение игуменом Ефремом (произвольная замена миниатюристом игумена Александра; о причинах такой замены см. Н. Воронин, Зодчество северо-восточной Руси XII–XV веков, т. II, XIII–XV столетия, М., 1962, стр. 325–330) Андрея украсить церковь Спаса в Андрониковой монастыре, работу Андрея здесь и погребение (М. и В. Успенские, указ. соч., рис. 6–10). Две предпоследние сцены встречаются и в другой рукописи «Жития преподобного Сергия», хранящейся в библиотеке Академии наук СССР (№ 34.3.4; М. и В. Успенские, указ. соч., табл. V, VI). На всех миниатюрах Андрей изображается в монашеском одеянии, с небольшой окладистой бородой. Конечно, было бы тщетно искать в миниатюрах исторической достоверности. Но они передают местный колорит, и в этом их своеобразная прелесть.  с. 71 
  ¦