с. 9 ¦
Жизнь Андрея Рублева пала на знаменательные для Древней Руси годы. Хотя победа на Куликовом поле (8 сентября 1380 года) не уничтожила даннических отношений русских земель к Орде и татары продолжали свои кровавые набеги на Русь, в умах людей того времени произошел важный перелом. Постепенно крепло убеждение, что в единении раздробленных феодальных сил кроется залог грядущей победы над монголами, залог освобождения страны от их ига. И Куликовская битва сыграла здесь особенно большую роль. Она воочию показала, на что способны русские люди, единодушно вступившие в борьбу с общим врагом, она обеспечила ведущее место московским князьям, сделавшимся наиболее деятельными объединителями страны, она содействовала росту национального самосознания. После Куликовской битвы вера в светлое будущее Руси стала все более шириться в народе, сколь ни тяжелым было его положение. И эти настроения ярко отразил в своем творчестве Рублев, чья жизнь была тесно связана с теми кругами русского общества, которые принимали наиболее активное участие в национально-освободительном движении.
Известно, что Андрей Рублев, родившийся около 1370 года, неоднократно работал для московского великого князя Василия Димитриевича, сына героя Куликовской битвы Дмитрия Донского, что его заказчиком был второй сын Донского — блестящий полководец Юрий Звенигородский, что он жил в ближайшем окружении Сергия Радонежского, одного из идейных вдохновителей Куликовской битвы, неумолимого врага княжеских междоусобий, препятствовавших собиранию национальных сил. Соприкасаясь с лучшими русскими людьми своего времени, никогда не отделяя себя от народа, от его чувств и дум, горестей и радостей, Рублев должен был особенно остро осознать необходимость создания такого искусства, которое отвечало бы новым запросам. И ему удалось претворить это свое стремление в формы столь оригинальные и художественно совершенные, что мы по праву рассматриваем его как одного из величайших средневековых живописцев.
Все старые и более новые литературные источники единодушно утверждают, что Андрей Рублев был монахом. Его молодые годы протекали, возможно, в знаменитом Троицком монастыре, основанном в 1345 году Сергием Радонежским в шестидесяти восьми километрах от Москвы, среди глухих лесов. Позднее Рублев жил в московском Андрониковом монастыре, основанном одним из ближайших учеников Сергия — преподобным Андроником. Именно в этой среде сложилось мировоззрение Рублева, именно здесь следует искать идейные истоки его творчества.
Изучая русскую культуру зрелого XIV века, нетрудно убедиться в том, что ее характеризуют не только рост национального самосознания и усиление государственного начала, но и такое явление, которое на первый взгляд могло бы показаться прямой их противоположностью. Это необычайный расцвет монастырской жизни. Приток огромных людских масс в монастыри объясняли самыми различными причинами — и нестроениями социальной жизни, и необеспеченностью существования, и воздействием аскетических идеалов, господствовавших в древнерусской литературе, и широким процессом крестьянской колонизации, и активной политикой быстро возвышавшейся Москвы. Стремление попасть в монастырь было настолько сильным, что
с. 9 с. 10 ¦
сложилось даже мнение, будто в миру вообще «спастись не мощно». На мир начали смотреть как на «мятеж» и «злобу»1. Конечно, вышеупомянутые причины, приведшие к подобному взгляду, сыграли свою роль в процессе роста русских монастырей (интересно отметить, что между 1340 и 1440 годами на Руси было основано до 150 новых монастырей). Но они одни не могут объяснить нам это примечательное явление русской жизни XIV–XV веков. Здесь были более глубокие экономические причины. «До половины XIV века, — замечает В. О. Ключевский2 — масса русского населения, сбитая врагами в междуречье Оки и верхней Волги, робко жалась здесь по немногим расчищенным среди леса и болот полосам удобной земли. Татары и Литва запирали выход из этого треугольника на запад, юг и юго-восток». В этих условиях у русских людей оставался открытым лишь один путь — на север и северо-восток за Волгу. Именно сюда двинулись крестьяне и монахи-пустынники. Старинные памятники истории русской церкви рассказывают, сколько силы духа и предприимчивости было проявлено русским монашеством в мирном завоевании Заволжья. Это проникновение русского крестьянства и монашества на север и в Заволжье можно сравнить по своему размаху лишь с «великой греческой колонизацией». Многочисленные монастыри, возникавшие среди лесов костромского, ярославского и вологодского края, содействовали крестьянской колонизации: монастырь служил для переселенца-хлебопашца и хозяйственным руководителем, и ссудной кассой, и приходской церковью, и, наконец, приютом под старость.
1А. Щапов, Русский раскол старообрядства, Казань, 1859, стр. 156–162. Ср. А. Архангельский, Нил Сорский и Вассиан Патрикеев. Их литературные труды и идеи в Древней Руси. Часть первая: Преподобный Нил Сорский, Спб., 1882, стр. 7–8.
2В. Ключевский, Значение Преподобного Сергия для русского народа и государства, стр. 211–212. — «Очерки и речи. Второй сборник статей В. Ключевского», М., 1913.
Русский монастырь XIV века мало чем напоминает византийский. Это был крепкий и весьма жизнедеятельный хозяйственный организм. Обитавшие в нем монахи, как правило, сами занимались физическим трудом3. Они вырубали лес, кололи дрова, носили воду, огородничали, расчищали пашни, часы же досуга уделяли рукоделию. В их жизни работа чередовалась с молитвой, почему и сама молитва носила не столь отвлеченный и метафизический, как в Византии, характер. Работа оздоровляла всю обстановку монастыря, делая последний совсем не похожим на позднейшие русские монастыри, владевшие огромными вотчинами. Элементы созерцательной и деятельной жизни настолько тесно сочетались друг с другом, что это не могло не наложить своего глубокого отпечатка не только на монашеский быт, но и на те идеалы, которые складывались на его основе. Вот почему эти идеалы отличались в XV веке столь большой просветленностью и гармонией.
3 Ср. Е. Голубинский, Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая лавра, изд. 2-е, М., 1909, стр. 33 и 41.
Особенно ярко связь русского монастыря XIV века с жизнью проявилась в деятельности Сергия Радонежского (1322–1392). В 1385 году Сергий, прекрасно понимавший вред княжеских распрей, которые мешали объединительной политике московских князей, поставил себе задачей примирить Дмитрия Ивановича с рязанским князем Олегом Ивановичем. Летописец очень образно повествует об этом эпизоде: «Преподобный игумен Сергий, старец чудный, тихими и кроткими словесы и речьми и благоуветливыми глаголы, благодатию, данною ему от Святого Духа, беседовал с ним (то есть князем Олегом. — В. Л.) о пользе душевной и о мире и о любви; князь же великий Олег преложи свирепство свое на кротость и утишись и укротись и умились вельми душою устыдебось толь свята мужа, и взял с великим князем Дмитрием Ивановичем вечный мир и любовь в род и род»4. Деятельное участие принимал Сергий также в идейной подготовке Куликовской битвы. Перед выступлением из Москвы
с. 10 с. 11 ¦
Дмитрий Иванович побывал у Сергия в его монастыре, чтобы получить напутственное благословение. Сергий дал ему в соратники двух своих монахов, искусных в воинском деле, — Пересвета и Ослябу. На поле битвы Сергий послал своего борзоходца, который привез Дмитрию Донскому грамоту с такими знаменательными словами: «Без всякого сомнения, государь, иди против них и, не предаваясь страху, твердо надейся, что поможет тебе Господь». По возвращении в Москву Дмитрий Иванович вновь посетил Сергия в его монастыре, чтобы поблагодарить за данный им совет5. Мы сознательно несколько подробнее остановились на этих эпизодах из жизни Сергия и основанного им Троицкого монастыря, потому что последний был, по-видимому, тем местом, где Рублев провел свою молодость. Здесь он вращался в кругу идей, во многом перекликавшихся с мыслями передовых политических деятелей XIV века. Недаром другом преподобного Сергия был митрополит Алексей, так много сделавший для укрепления власти московского князя и для возвышения Москвы, недаром он прочил Сергия в свои преемники. Есть все основания полагать, что Рублев еще застал в живых Сергия, чья примечательная личность должна была оставить неизгладимый след в его сознании.
4 Никоновская летопись под 6893 (1385) годом.
5 См. Е. Голубинский, Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая лавра, стр. 60–64.
Как и Франциск Ассизский, Сергий был принципиальным врагом всякой собственности и тем паче богатства. Он исключал любую форму использования подневольного труда крестьян на монастырских землях. Эти земли должны были возделывать сами монахи. По мнению Сергия, человек имел право вознаграждения лишь за такой труд, который был выполнен собственными руками («Достоин бо есть делатель мъзды своея»)6. Недаром сам Сергий отказывался принять хлеб за выполнявшуюся им плотничью работу до ее полного завершения («преж труда, говорил он, мзды не приемлю»)7. Вероятно, Рублев хорошо запомнил чистый и скромный облик прославленного основателя Троицкого монастыря, вероятно, он сжился с той неприхотливой, но полной уюта обстановкой, которая сложилась в ближайшем окружении Сергия и которая была так правдиво воссоздана талантливым пером В. О. Ключевского: «В самой ограде монастыря первобытный лес шумел над кельями и осенью обсыпал их кровли палыми листьями и иглами; вокруг церкви торчали свежие пни и валялись неубранные стволы срубленных деревьев; в деревянной церковке за недостатком свеч пахло лучиной; в обиходе братьев — столько же недостатков, сколько заплат в сермяжной ряске игумена; чего ни хватись, всего нет, по выражению жизнеописателя; случалось, вся братия по целым дням сидела чуть не без куска хлеба. Но все дружны между собою и приветливы к пришельцам, во всем следы порядка и размышления. Каждый делает свое дело, каждый работает с молитвой и все молятся после работы…»8.
6 «Житие Сергия Епифания Премудрого». — Памятники древней письменности и искусства, вып. 58, Спб., 1885, стр. 127–138.
7 Там же, стр. 85–86.
8В. Ключевский, Значение Преподобного Сергия для русского народа и государства, стр. 208. — «Очерки и речи. Второй сборник статей В. Ключевского».
У Сергия Радонежского было множество учеников и почитателей. Среди последних находился и Епифаний Премудрый, автор красочного жития Сергия, в котором наиболее полно отражены идеалы святого. Но несомненно самым крупным среди приверженцев Сергия был Нил Сорский (1433–1508), глава партии нестяжателей. Хотя расцвет его деятельности падает на вторую половину XV века, тем не менее именно он сделал последовательные выводы из учения Сергия, дав ему дальнейшее развитие.
Прекрасный знаток духовной литературы, Нил Сорский никогда, однако, не находился в ее плену. «Писания бо многа, говорит он, но не вся божественна суть»9.
с. 11 с. 12 ¦
«Егда бо сотворити ми что,— прибавляет Нил, — испытую прежде божественная писания, и аще не обрящу согласующа моему разуму в начинание дела — отлагаю то, дондеже обрящу»10. Копируя списки, он стремится «обрести правый». Вообще он списывает только то, что «по возможному согласно разуму и истинне»11. Он проявляет большую терпимость по отношению к тем, кто не хочет следовать его жизненным правилам: «Ты, человече Божий, таковым не приобщайся, не подобает же на таковых и речьми наскакати, ни поношати, ни укорити, но Богови оставляти сия»12. Он требует прежде всего нравственной чистоты, которая для него является отнюдь не чем-то внешним: «Целомудрие же и чистота не внешнее точию житие, но и сокровенный сердца человек егда чистотствует от скверных помысл»13. Он прекрасно разбирается в тончайших душевных движениях, умея не хуже Паскаля анализировать человеческие страсти. Различая пять фаз в развитии страсти (прилог, сочетание, сложение, пленение и собственно страсть), он, следуя византийским писаниям, дает каждой из этих фаз исчерпывающее по своей полноте определение (так, например, прилог он характеризует, как «простое впечатление, первый образ какого-либо предмета, всякое первичное движение, являющееся в сердце или в уме»)14. Он чужд крайностей аскетизма. К физическим потребностям Нил Сорский относится совершенно равнодушно и вообще довольно снисходительно; иноку совсем не нужно намеренно обессиливать себя, изнурять свое тело, приводить его в изнеможение и слабость, тем более прибегать для этого к каким-либо искусственным средствам: излишняя слабость тела может, по его мнению, препятствовать человеку в его подвиге нравственного самоулучшения. Инок может и должен питать и поддерживать свое тело «по потребе без мала», а иногда и «успокаивать его в мале», снисходя к своим физическим слабостям, болезням и старости15. Более всего Нил Сорский боится, чтобы в его душу не закрались печаль и уныние. Человек должен всякую скорбь и печаль «тщательно от сердца отметати молитвою и чтением и со духовными человеки сообращением, и беседами упраздняти ю». Скорбь «пусту душу и унылу сотворяет, некрепку и нетерпеливу, и к молитве и чтению лениву»16. Самое страшное, когда печаль и скорбь переходят в уныние: «люта эта страсть и тягостна. Когда волны уныния поднимаются в нашей душе, теряет человек в это время надежду когда-либо избавиться от них»17. Высшая цель человеческого существования — это молитва. Но не простая молитва, а «умная», как выражается Нил Сорский18. Он говорит о важности и необходимости для инока «мысленного делания, сердечного и умного (то есть умственного. — В. Л.) хранения»19. «Телесное упражнение — только лист, внутреннее же плод… Кто молится только устами, не заботясь об уме, тот воздуху молится: Бог внимает уму… Без внутреннего, напрасно трудиться во внешнем… Одно телесное упражнение без внутреннего не может достигнуть Бога»20. Внутренняя «умная» молитва не только существенное средство для очищения нашего сердца и страстей; она высшая цель иноческого самосовершенствования.
9А. Архангельский, указ. соч., стр. 76.
10А. Архангельский, указ. соч., стр. 76.
11А. Архангельский, указ. соч., стр. 29.
12А. Архангельский, указ. соч., стр. 25.
13А. Архангельский, указ. соч., стр. 73.
14А. Архангельский, указ. соч., стр. 93.
15А. Архангельский, указ. соч., стр. 129.
16А. Архангельский, указ. соч., стр. 108–109.
17А. Архангельский, указ. соч., стр. 109.
18А. Архангельский, указ. соч., стр. 97.
19А. Архангельский, указ. соч., стр. 91.
20А. Архангельский, указ. соч., стр. 96.
Хотя Нил Сорский родился несколько лет спустя после смерти Рублева, тем не менее его взгляды смело могут быть использованы для характеристики той идейной среды, в которой вращался Рублев. Сергий Радонежский проявлял наибольший интерес к вопросам практической морали; по-видимому, в области теологии он был не очень силен. До нас не дошло ни одной его литературной работы. Нил Сорский, наоборот,
с. 12 с. 13 ¦
перенес центр тяжести своей деятельности на самоанализ, результаты которого он изложил в ряде сочинений, предназначенных для друзей и последователей. Обнаруживая превосходное знание творений Иоанна Кассиана Римлянина, Нила Синайского, Иоанна Лествичника, Василия Великого, Исаака Сирина, Симеона Нового Богослова, Григория Синаита, византийских исихастов, он, однако, никогда не следовал им слепо. Он сумел их приспособить к русской действительности и оплодотворить учением Сергия. Инок Кирилло-Белозерского монастыря, основанного последователем Сергия, Нил Сорский был, без сомнения, одним из самых талантливых русских писателей XV века. Он не побоялся открыто выступить против землевладельческих прав монастырей; столь распространенной церковной нетерпимости он противополагал требование личной свободы и уважения к личному мнению, он стремился проникнуть в глубь человеческой души, стать на почву мыслей и сердечных движений человека и там почерпнуть нужные импульсы, он пытался раскрыть перед читателем свой внутренний мир — мир своих мыслей, чувств и стремлений. Он писал: «воздвизаяй совесть к лучшему», и к анализу этой «совести» человека, его ума и сердца он чаще всего обращался21.
21А. Архангельский, указ. соч., стр. 135.
Учение Нила Сорского ясно нам показывает, какой сложной была духовная культура русского монастыря XV века. Известно, что на протяжении XIV и XV столетий на русский язык были переведены творения Василия Великого, Исаака Сирина, Иоанна Лествичника, Дионисия Ареопагита22. Практичные новгородцы переводили по преимуществу такие труды, которые они могли использовать в их политических и религиозных спорах23. Московская же Русь стремилась обогатиться сочинениями более умозрительного или философского содержания. Вместе с этими сочинениями в московские монастыри проникали элементы античного платонизма и новоплатонизма. И хотя русские монастыри получали их уже в византийской переработке, тем не менее некоторые из этих элементов сохраняли свое греческое ядро, ясно проступавшее сквозь многочисленные напластования византийской церковной мысли24.
22 Ср. Д. Лихачев, Культура Руси времени Андрея Рублева и Епифания Премудрого, М.–Л., 1962, стр. 85.
23А. Соболевский, Переводная литература Московской Руси XIV–XVII вв., Спб., 1903, стр. 39.
24 Ср. А. Клибанов, К проблеме античного наследия в памятниках древнерусской письменности. — Труды Отдела древнерусской литературы, М.–Л., 1957 (XIII), стр. 158–161.
Писания Нила Сорского в философском отношении являются наиболее значительными из того, что оставил нам в наследство XV век. Они наглядно свидетельствуют о появлении интереса к индивидуальному душевному миру человека. Лишь на этой почве могло развиться искусство Андрея Рублева. Подобно Нилу Сорскому, Андрей Рублев не порывает с церковной культурой. Но он наполняет традиционные догмы новым содержанием. Его искусство мягче, поэтичнее, просветленнее искусства его предшественников. Напрасно было бы искать в нем византийской суровости и византийского аскетизма. Как и Нил Сорский, Рублев крайне свободно обращается с греческими образцами. Исходя от них, он их творчески перерабатывает в направлении той задушевности, которая так отличает русскую иконопись XV века от византийской живописи. И хотя в понимании линии, силуэта, цвета Рублев во многом следует заветам своих учителей, он неизменно вносит в них те едва приметные на первый взгляд поправки, благодаря которым его образы приобретают невиданную дотоле мягкость и эмоциональность выражения. В сочетании с неподражаемым оттенком нравственной чистоты это и делает искусство Рублева одним из тончайших цветков поздней средневековой культуры, когда подлинно человеческое чувство начало все настойчивее пробиваться сквозь тысячи условностей традиционного церковного канона.
с. 13 ¦
Если вы обнаружили опечатку или ошибку, пожалуйста, выделите текст мышью
и нажмите Ctrl+Enter. Сообщение об ошибке будет отправлено администратору сайта.